Тафгай 5 глава

The speaker is reflecting on starting a new life and wondering how to make it a reality. They end up at a hockey stadium and have a conversation with an elderly man about the history of the stadium and the sport. The speaker expresses a desire to play hockey again but is denied by the stadium guard. They then go to a dumpling restaurant and have a conversation with a woman named Zinaida about love and literature. The speaker then heads to work at a factory, feeling unsure about how to navigate their new life. They meet a coworker who offers them guidance and suggests they visit the medical office. Глава пятая Легко сказать, начинаю новую жизнь. А как это воплотить в реальность? С чего начать? Куда податься? Думал я, шагая по проспекту Ильича. Затем, повернув на улицу автомобильную, ноги сами меня привели на площадь перед хоккейным стадионом «Торпедо». На входе в эту под открытым небом спортивную арену красовалась большая афиша «Внимание всем!» 1 октября состоится открытие 26-го чемпионата СССР по хоккею. Играют «Торпедо» Горький, «Спартак» Москва. Конечно, в удовольствии посмотреть на то, как готовится город к стартовой встрече с москвичами, я оказать себе не смог. Я беспрепятственно прошел через бесхозную вертушку и поднялся на главную трибуну. В хоккейной коробке прямо по бетонному покрытию гоняли футбольный мяч. За баталией наблюдал дедушка интеллигентной внешности, в шляпе и с газеткой в руках. Есть такой странный тип болельщиков, которые коллекционируют вырезки в отчетах памятных матчей и собирают на безвозмездной основе бесценную спортивную статистику. Дедушка, возможно, был из таких любителей спорта. «Добрый день!» – поздоровался я. «Как же тут, отец, будут играть 1 октября в хоккей, когда погода вовсю еще шепчет?» В подтверждение моих слов парни забили очередной футбольный гол в маленькие хоккейные ворота. «Сразу видно, что вы, молодой человек, не здешний», ухмыльнулся дедушка в шляпе. «Я хоть и тамошний, но теперь уже точно тутошний», сказал я туманно. «На следующей неделе, ближе к выходным, включат холодильное оборудование, которое здесь 1967 года. Так что не волнуйтесь, лед к Спартаку будет». Интеллигентный старичок отложил советский спорт в сторону. «А знаете, почему здесь сделали искусственный лед? Это целая история. 19 марта 1960 года к нам приехал играть ЦСКА в одной четвертой финала чемпионата СССР. Первый матч мы выиграли 6-5, а ко второй игре, которая по регламенту должна была состояться здесь же, лед подтаял. Матч перенесли на вечер, но тут уж Тарасов забегал, включил все свои подковерные рычаги и игру перенесли в Москву. Народище собралось, видимо-невидимо. Чуть автобус ЦСКА не перевернули. Вот в Москве уже наши не вытянули, проиграли». Дедушка в шляпе задумался. «То есть проиграли в 1960 году, а искусственный лед сделали в 1967?» Удивился я логической нестыковке рассказа. «Жизни не знаешь», махнул рукой старичок. «У нас же экономика плановая. Пока план примут, пока утвердят, пока закрепят. Не один год пройдет. Да и к тому же уже крытый хоккейный дворец спорта в 1965 году. Там, наверное, торпеда к сезону готовится». «А как туда доехать?» Я вспомнил, что когда-то играл по юношам в том дворце. «Как?» – залыбался дедушка. «На автобусе, конечно. Метро ведь еще не скоро прокопают. У нас же экономика плановая, понимать надо». До остановки дворец спорта я добирался минут 30. Каким мне показался горький. Если был бы выпивший, то подумал, что еду по родной двери. Та же самая архитектура. Да и, к слову сказать, река Волга там тоже имеется. У дворца спорта-торпеда на простиком, без больших архитектурных изысков зданий громоздилась с красными буквами гордая надпись «Слава КПСС». У бетонного крыльца стоялось десяток машин, то есть «Волги» разных модификаций. У одной был забавный номер «Три ноля», тройка «Гол». Блатная хмыкнул я. И чего я сюда приехал? Вспомнить далекую юность? А почему нет? Если не знаешь, чего начать или запутался в настоящем, то нужно всегда возвращаться к истокам. С такими мыслями я поднялся по ступенькам к застекленным панорамным окнам и дверям. Первую преграду наружной двери прошел свободно и легко, а дальше, около железной вертушки, меня тормознул зоркий дедушка в служебной фуражке. Куда? Я тут по юношам шайбу гонял в свое время. Хочется немного окунуться в ту атмосферу. Пропусти, отец, на пятнадцать минут, просто на трибунах посидеть, — взмолился я. Здесь весь автозаводский район с клюшками по юношам бегал, а всех пропускать вертушка отвалится, заворчал недовольный страж порядка. Я вынул из кармана рыжую рублевую бумажку и приложил ее к стеклу с наружной стороны, накрыв сверху ладонью, как бы давая понять, что рыжик, случайно здесь приклеенный, готов сменить один кошелек на другой, если согласие, которое есть продукт полного непротивления сторон, будет непременно достигнуто. — Ты это чего? — уже не так категорично спросил дед. — Мне кажется, это ваше, — я скатил глаза на рублик, после чего вахтер целых десять секунд красиво, выразительно и даже художественно прокашлял. — Пройдешь вон там сбоку, — показал страж спортивного дворца рукой, — сядешь тихо с краю, и чтоб ни одна душа тебя не унюхала. Там сейчас торпеда к сезону готовится, понимать надо. — Да я понимаю, — пробурчал я и пошел туда по краю. Торпедовский ледовый стадион был, прямо скажем, скромненьким. Вместимость всего четыре с лишним тысячи человек, молот, к примеру, в Перми вмещал целых шесть, лужники — двенадцать тысяч зрителей. Правда, были арены и хуже, например, дворец спорта ЦСКА запускал внутрь всего две тысячи счастливчиков. Я тихо, как очень большая мышка, протиснулся в толстую дверь и уселся на зрительское кресло с краю. Как все-таки я соскучился по хоккею, ведь после травмы колена два года не мог в себя прийти, поверить, что все, закончил в двадцать с лишним. Потом коммерцию закрутило, и хоккей остался в сознании, как далекий яркий сон. А на арене сейчас тренер с микрофоном гонял свою ледовую дружину и в хвост, и в гриву. — Оставь, Ев, почему не добегаешь, — гремел голос наставника команды, усиленной местной аудиосистемой. — Гордей! Пиво много пил, что ли, накануне? Что, спортивный режим херна ржавый, так? — Молодец, Свигот! Всем брать пример Свигота! Терпим! Терпим! Терпим! Вроде с первого октября начала сезона вспомнил я афишу при входе на стадион. — Ничего, мужики, недельки-две попотеете, базу физическую заложите, дальше тренировки пойдут поинтересней. Эх, мне бы сейчас туда, на лед, все бы за это отдал. Еще пару минут, посидев и погрустив, я поплелся на выход, где уже дедуля фуражки меня тревожно высматривал. — Скажи, отец, а любители здесь тренируются? — спросил я. — Уж очень мне захотелось побегать хотя бы для себя. А что, колени у моего нового тела в порядке, да и физика на уровне, тренированная постоянными сексуальными нагрузками. На льду не сдохну, сто процентов. После восьми Игорь Петрович Троицкий с молодежью работает. — А что, на них посмотреть могу пустить и за двадцать копеек, — хитро улыбнулся вахтер. — Мне бы покататься с пацанами хотя бы сбоку. Как считаешь, пустят меня, нет? Я уже начал было в уме прикидывать, что надо бы купить коньки, клюшку, спортивный костюм. — Тебе дыл до лет-то уже ближе к тридцатнику. Все, баста. В твоем возрасте некоторые уже заканчивают, а ты начинать удумал, — обломал меня жестко дедуля. — И вообще, двигай давай. Не мешай мне здесь за порядком наблюдать. — Да уж, хорошо первый день новой жизни начинается с облома, — грустно усмехнулся я, топая в пельмешку. Что в первой жизни с хоккеем не повезло, что во второй. А я ведь со своими габаритами на пятаке молотил всех подряд. «Центр-форвард оборонительного плана первого класса», — говорил мне тренер. «Спорт — жестокая штука. Пока здоровый, пашешь, нужен всем. Как сломался — никому». В пельменной по традиции взял двойную порцию фирменного одноименного блюда. Стакан сметаны, стакан компота. А вот от беленькой сразу отказался. Во-первых, денег жалко, которых и так немного. Во-вторых, от смысла. Вот о нем я и размышлял, автоматически поедая купленную мною пищу. «Встретишь сегодня в восемь?» У столика возникла веселая подвижная Зинка. «Нет», — хмуро я опрокинул внутрь желудка стакан кустой сметаны. «М-м-м... Прошла любовь, завяли помидоры?» Женщина резко переменилась в лице. «Понимаешь, Зиночка...» Я салфеткой стер белые усики от натурального молочного продукта. Тяжело идет пока война и мир. Лев толстой в ней только про один дуб целую главу изобразил. А кроме него есть еще ручеек, травка и небо аустер лица. Не могу я мастера цеха подвести, иначе план не вытянем в этом квартале. Я тяжело вздохнул. «Знаю я твой план», — спыхнула Зинка. «Бабь ебешь в своей женской общаге, всех без разбору». Я чуть пельменем не подавился от такой откровенности. И хорошо, что народ пока на смене впахивает, и в пельмешке кроме меня и работников общепита нет никого. Так его кровь Зинаида Кобеля проклятого, добавила от кассы толстая тетенька в белом фартуке, по бледям своим бегает, а с нами порядочными пренебрегает сволочь. «Вы соображаете, нет?» Я тоже завелся от ничем необоснованных нападок. «Я вам про льва толстого толкую, а вы все к одному сводите. Если, значит, мужик литературой заинтересовался, то это дело не чистое, так? А если он домой на бровях приходит каждый день, то тут можно быть спокойной, правильно?» Вдруг Зина разревелась и бросилась мне на шею просить прощения. «Погоди, я отстранил странную женщину, давай я тебя с мужем помирю. У меня рука легкая, я показал ей свой кулак размером с кувалду. Как дам ему в одно ухо, так из другого у него вся дурь вылетит. Сама помирюсь. Внезапно успокоилась женщина и вернулась к своей непосредственной работе. Да и в пельменной появились новые голодные клиенты. Первого сентября с тяжелыми мыслями о том, как жить дальше по-новому, пока не знаю. К шести часам утра я грустно передвигал ноги в сторону заводской проходной. Единый людской поток, в котором я, как капля в полноводной реке, безучастно плыл, монотонно гудел и тихо переговаривался. Как же мне сегодня смену отработать-то? Ломал я голову. Я ведь завод видел только на картинке, и с какой стороны к фрезерному станку подойти даже представления не имею. — Ванюха, здорово! — вылез откуда-то маленький тщедушный мужичок. — Данилыч, коллега, вовремя пришла подсказка от шибкоумного организма. — Привет, Данила! — я пожал сухонькую руку. — То есть, Данилыч, ты там это, в цехе, чуть что подскажешь, какую кнопку нажать надо, хорошо? — Чё? — Память совсем от рук отбилась, хмыкнул мужичок. — А ты знаешь чё, сразу иди к Ольге Борисовне в медпункт, пусть она тебе бюллетень продлит. — Разберёмся, пробубнил я. Но, как оказалось, Ольга после команды «работать» само с деловым видом взяла в руки чертёж какой-то хреновины, повертела его и так, и сяк, и сразу направилась к станку. Чего там она дальше сама делала, я решил не вникать. Вроде что-то крутится, что-то фрезеруется, что-то сверлится, и нормально. Два раза мимо пробегал мастер, и, померив штангенциркулем готовые загогулины, даже похвалил меня один раз. — Иван, ты давай это, прекращай так впахивать! — сказал мне какой-то высокий и худой мужчина лет сорока семи. — А то нам нормы потом всем повысят из-за твоего рвения, и будем мы за те же деньги долбить два раза больше. Казимир Петрович, хороший мужик, тоже коллега, прилетела новая водная. — Стоп, работа! — скомандовал я своему организму. И рука сама собой нажала на красную кнопку, которая обесточила бездушную фрезерную железяку. — Пойдем на политинформацию! — улыбнулся Петрович. И наша троица в составе я, Данилыч и Казимир Петрович спустилась в маленькую кромную комнатушку. На стол, сделанный из ящика, легли две консервы, кельки в томатном соусе, половина буханки черного хлеба и нарисовался маленький мерзавчик водки. Такая миниатюрная бутылочка вместимостью в одну восьмую часть литра. Данилыч выставил в стакан, но я отрицательно покачал головой. — Понимаю, после отравления нельзя, — согласился сухенький мужичок. — Тогда поешь. — Я, мужики, завтра тоже с собой хавчик принесу, виновата, пробубнил я, делая себе бутерброд с келькой. Еще плохо ориентируюсь в рабочем процессе. Работяги за один присес быстро осушили содержимое фуфырика. У Петровича вмиг загорелся глаз, но тут же потянуло на философские темы. — Мы — пролетарии, рабочий класс в Советском Союзе как в броне! — вытолкнул наружу первую мысль Казимир. — Вот ты, Иван, детдомовский, работу имеешь — раз, койку в общаге — два, в очереди на жилье стоишь — три. Баб еще до кучи имеет, — подсказал соратнику по труду дельную мысль Данилыч. — Точно, но... Чем хотел было возмутиться Казимир, осталось загадкой, так как на огонек заглянул мастер Ефимко и потребовал немедленно приступить к выполнению служебных обязанностей. А я подумал, что нужно книжку какой-нибудь взять в библиотеке, чтобы было чем заняться, пока руки сами работают, выполняя норму по сто-два процента. После обеда прибежала взволнованная врачиха и долго уговаривала, чтобы я срочно зашел на медицинский осмотр. Я же ответил, что не имею права в день знаний, когда все школьники как один сели за парты, увиливать от созидательного труда, прячась в медицинском кабинете. Ольга Борисовна предложила еще раз подумать, а я сказал, что обязательно. — В следующий раз на бюллетень не рассчитывай, — обиженно пробурчала знойная женщина, — мечта поэта. Однако посетители на сегодня для меня не закончились. Появился около станка странный мужик в пиджаке с хитрыми бегающими глазками. Он постоял, покрифтел справа, разминая в руках толстую тетрадь, затем обошел слева. — Если срочно надо что-то фрезернуть, то иди к мастеру, — пробурчал я недовольно. — Я не шабашу. Если только завтра, и то не точно. — Иван, не признал, что ли? — удивился мужик в пиджаке. — Это же я, Самсонов Олег Палыч, физорг наших ремонтных цехов технического и инструментального. — Ну-ка отойди, — попросил я физорга. — Голову немного набок, улыбнись, боком повернись. — Ядрит, мадрид, Самсонов, сукин сын, сколько лет, сколько зим! — картинно обрадовался я. — Че пришел-то? — Кроме тебя, некому постоять за честь подразделения, — заторотворил Олег Палыч. — С сегодняшнего дня с протокеада предприятие стартует. Нужно метнуть гирю. — Куда метнуть? Я выключил станок и присел на табурет, так как ноги за смену уже порядком устали. — Да никуда, а на численность, то есть на сколькость. В общем, чем больше раз метнешь, тем лучше. — Значит, записываю тебя. Самсонов открыл тетрадь и стал там что-то строчить. — Сегодня восемь часов в спортзале ДК «ГАЗ» форму иметь свою при себе. Вдруг в проходе между стеллажами и заготовками появилась молодая девчуля лет примерно девятнадцати, плюс-минус пару лет, в платье выше колен по теперешней смелой моде и в туфлях на толстом каблуке. Ну, я, естественно, отвлекся, посмотрел на новую персону женского пола. — Немного худовато, автоматически отметил мой трудовой мозг. Я ей приветливо улыбнулся, она мне приветливо улыбнулась, а физорг Палыч почему-то в раз посерел в лице. — Я тебе чего сказал? — цыкнул он на девушку. — Иди быстро в правком. — А ты куда пялишься, кобель? Это уже предназначалось моей персоне. — Мало тебе местных баб, кобелина такая. — Со спартагиады снимаю, вычеркиваю. Самсонов вскочил и побежал прятать свое сокровище от моих загребущих рук и прочих тленов организма. Но разговор имел продолжение быть, когда я после смены намыливал себе спину в душе. — Ваня! — окрикнул меня Самсонов из раздевалки. — Ты там? — Нет меня. — Чего надо? Я перевел мочалку в другую область тела, которая была чуть пониже спины. — Выручай честь подразделения, промямлил физорг. — Токарь Смирнов из ремонтно-механического спину дернул. На тебя одна надежда. — Кто там сегодня с тобой приходил? Я уже откровенно начинал посмеиваться над Самсоновым. — Дочь, что ли? — Ну, — буркнул физорг. — Познакомь. Тогда метну я эту твою железяку, — хохотнул тихо я. Дальше я услышал, как мужчина что-то зло прошептал и хлопнул дверь из раздевалки. Третий раунд переговоров состоялся уже около проходных завода. Самсонов очень долго жаловался на то, что уже третий год подряд наши цеха занимают последние места, что денег хронически не хватает, что мужики спиваются, и последняя надежда только на мою молодецкую удаль. — Ладно, — махнул рукой я, — не хочешь с дочерью знакомить, так и быть, выписывай премию в сто рублей и по рукам. — Она только-только в институт поступила, — жалобно проблеял физорг. — Да успокойся, — я хлопнул Самсонову по плечу. — Все равно она не в моем вкусе. Я люблю, чтобы было за что подержаться, чтобы задница как орех. Сегодня в восемь приду, а ты деньги ищи на премию. Если физорг, значит, должен уметь организовывать финансовую заинтересованность.